– Пим… это то самое, о чем я думаю?
– Нельзя было ничем помочь, м'лорд, – осмотрительно пробормотал Пим в свое оправдание. – Матушка Кости сказала, что будет либо это, либо совсем ничего. Она до сих пор в бешенстве из-за соусов, и заявляет, что после ужина у нее к вам будет серьезный разговор.
– О. Ясно. Ну ладно, продолжайте.
Он вооружился ложкой и героически попробовал кусочек. Гости последовали его примеру с опасением – одна лишь Катерина кинула на свою порцию явный взгляд удивленного восхищения и, склонившись вперед, обменялась улыбками с Карин на другом конце стола; та ответила ей непонятным, но явно торжествующим жестом. К вящему ужасу ситуации, эта штука восхитительно таяла во рту, задействовав, кажется, все базовые рецепторы удовольствия во рту Майлза одновременно. Запив это блюдо крепким и сладким золотым десертным вином, Майлз почувствовал себя так, будто его нёбо обжег вкусовой взрыв – вкус вина и десерта абсолютно дополняли друг друга. От такого и закричать можно. Он широко улыбнулся и отпил еще глоток. Кое-как его званый ужин похромал дальше.
Разговор о свадьбе Грегора и Лаисы дал Майлзу повод рассказать милый, легкий, забавный анекдот о том, как ему пришлось получить и привезти в столицу подарок от подданных своего Округа к императорскому бракосочетанию: это оказалась выполненная в натуральную величину скульптура партизана верхом на лошади, сделанная из кленового сахара. Наконец-то легкая улыбка Катерины была адресована ему, а не какому-то другому мужчине. Он выстроил в уме наводящий вопрос о садах, который подбодрил бы ее; несомненно, она могла бы блистать в обществе, если бы только непринужденно себя вела. Он ощутил мимолетное сожаление, что не предупредил леди Элис об этом маневре заранее – так все выглядело бы более изящно, – но первоначально предполагалось, что его тетя будет сидеть на другом месте…
Майлз затянул паузу чуть дольше, чем следовало. Добродушно перехватив инициативу, Иллиан обратился к Катерине.
– Кстати о свадьбах, госпожа Форсуассон; как долго Майлз ухаживал за вами? Вы все же вознаградили его свиданием? Лично я думаю, вам стоило поводить его за нос и заставить потрудиться.
Струя холода хлынула во внутренности Майлза. Элис прикусила губу. Даже Галени вздрогнул.
Оливия в замешательстве огляделась. – Я думала, мы не будем об этом упоминать…
Сидящий рядом Ку пробормотал, – Ш-ш, милая.
Лорд Доно повернулся к Оливии и спросил, с типично форратьеровской злорадной наивностью: – А о чем нам не нужно было упоминать?
– … о, но раз это сказал капитан Иллиан, все в порядке, – закончила она.
Умственные способности капитана Иллиана пострадали в прошлом году, подумал Майлз. Он сам не в порядке. Это единственное, что можно про него точно сказать…
Оливия встретилась с Майлзом взглядом. – А может быть…
»… нет», безмолвно завершил он ее фразу.
Лицо Катерины, еще пару мгновений назад живое и удивленное, преобразилось в мраморную скульптуру. Превращение, пусть не мгновенное, но безжалостное, неумолимое, словно природная катастрофа. Тяжесть, упавшая на сердце Майлза, была сокрушительна. Я – Пигмалион наоборот; превращаю живых женщин в белый камень… Ему был знаком этот безрадостный, опустошенный взгляд; одним жутким днем на Комарре он уже видел такое выражение на ее прекрасном лице и надеялся, что это никогда больше не повторится.
Но пьяная паника Майлза не дала ему упасть духом. Я не могу позволить себе ее потерять, не могу, не могу. Так действуй не задумываясь, блефуй – подобным образом ты уже выигрывал сражения.
– Да, а-а, э-э, в общем, ну, так, это мне напомнило, госпожа Форсуассон, я собирался спросить Вас – Вы выйдете за меня замуж?
Над столом повисла мертвая тишина.
Сперва Катерина вообще никак не отреагировала. На мгновение Майлзу показалось, что она будто бы и не слышала его слов, и он почти поддался убийственному искушению повторить сказанное погромче. Тетя Элис закрыла лицо руками. Майлз ощущал, как его застывшая улыбка выцветает и сползает с лица. Нет, нет. Что я должен был сказать – что я хотел сказать… попросить передать мне жучиное масло? Слишком поздно…
Она с видимым усилием сглотнула и заговорила. Слова по одному срывались с ее губ, словно ледяные осколки. – Как странно. А я-то полагала, Вы интересовались садами. По крайней мере, Вы мне так сказали.
Вы лгали мне, повисло в воздухе между ними, невысказанное, но оглушающе громкое.
Так завопи. Закричи. Швырни что-нибудь. Протопчись по мне туда-сюда, это будет нормально, это правильная боль – я это приму…
Катерина перевела дыхание, и душа Майлз в надежде воспарила вверх… но она просто отодвинула стул, накрыла салфеткой свою тарелку с недоеденным десертом, развернулась и пошла к другому концу стола. Возле стула госпожи Фортиц она остановилась лишь на мгновение, достаточное, чтобы наклониться к ней и тихо проговорить: – Тетя Фортиц, увидимся дома.
– Но дорогая, с тобой все будет в порядке…? – нет, реплика госпожи Фортиц была адресована уже пустому месту. Чем ближе к двери была Катерина, тем больше она ускоряла шаг, пока почти совсем не побежала. Госпожа Фортиц обернулась к Майлзу с непроизвольным жестом «как вы можете» или, возможно, – «как ты это мог сделать, идиот».
Все, что осталось у тебя в жизни, сейчас скроется за этой дверью. Сделай же что-нибудь. Майлз сорвался с места, с громким стуком опрокинув стул: – Катерина, подождите, нам нужно поговорить…