Граф Доно Форратьер вышел в Спикерский Круг, чтобы спокойно поблагодарить своих новых коллег и формально вернуть право на выступление Рене Форбреттену. С легкой, но очень довольной улыбкой он вернулся на скамью Округа Форратьер и занял ее в свое единоличное и бесспорное владение. Майлз изо всех сил пытался не оглядываться через плечо и не глазеть на галерею, но продолжал украдкой кидать взгляды в сторону Катерины. Именно так он уловил момент, когда его мать наконец склонилась вперед между Катериной и Никки и первой за это утро принесла им свои поздравления.
Катерина обернулась и побледнела. Будущие свекор со свекровью улыбались ей в совершенном восхищении, приветствуя ее, как полагал Майлз, с надлежащим восторгом.
Госпожа профессор тоже обернулась, издав возглас удивления; однако вслед за этом они с вице-королевой пожали друг другу руки, что было явным свидетельством какого-то объединяющего их тайного братства. Майлза слегка обеспокоил этот организованный пожилыми леди энергичный материнский заговор. Неужели все это время между двумя домами существовал невидимый канал, по которому текли сведения? Что же рассказывала про меня моя мать? Он подумал было о попытке расспросить вице-королеву попозже. Но потом счел эту мысль не очень удачной.
Вице-король Форкосиган тоже несколько неловко потянулся через плечо Катерины и горячо пожал ей руку. Взглянув мимо нее на Майлза, он улыбнулся и произнес какое-то замечание (и Майлз был просто счастлив, что его не слышал). Катерина, как и следовало ожидать, грациозно приняла этот вызов и представила им в ответ своего брата и весьма ошеломленного с виду Василия. Майлз моментально решил: пусть только Василий попробует еще раз учинить Катерине неприятности с Никки, и он без жалости и угрызений совести отправит его к вице-королеве за порцией бетанской терапии, от которой у того голова кругом пойдет.
Эта захватывающая пантомима, увы, прервалась, когда со своего места поднялся Рене Форбреттен и занял Спикерский круг. Обитатели галереи вновь переключили свое внимание вниз, на залу Совета. Под жарким взглядом Катерины Майлз выпрямился и попытался принять занятый и деятельный, или по крайней мере внимательный, вид. Он был уверен, что этим не одурачил своего отца, чертовски хорошо понимающего, что в этот момент от обычного голосования не осталось ничего, кроме видимости.
Рене сделал доблестную попытку произнести свою речь целиком, что было непросто после только что случившихся будоражащих событий. Он подчеркнул тот факт, что десять лет верно служил графству, как до того предыдущий граф – его дед; он обратил внимание своих коллег на военную карьеру своего покойного отца и его гибель в сражении за Ступицу Хеджена. Рене с достоинством попросил собравшихся повторно подтвердить его титул и с деланной улыбкой вернулся на свое место.
Снова лорд-протектор принялся выкликать голосующих по списку, и снова Грегор предпочел пропустить, а не воздержаться. На сей раз Майлз сумел уследить за подсчетом. Твердым тоном граф Доно впервые проголосовал от имени Округа Форратьеров.
По сравнению с фиаско Ришара, Сигур добился большего успеха – но недостаточного; Рене набрал тридцать один почти в самом конце переклички. Так оно и осталось. Грегор снова воздержался, сознательно не повлияв на итоговый результат. Граф Формонкриф скорее для проформы высказал свою апелляцию, и, никого этим не удивив, Грегор отказался ее выслушать. Формонкриф с Сигуром – чей вид, ко всеобщему удивлению, выражал облегчение, – приняли поражение куда достойнее, нежели Ришар, подойдя к Рене пожать ему руку. Рене снова вышел в Круг, поблагодарил своих коллег и вернул слово лорду-протектору. Лорд-протектор стукнул своей пикой по дощечке и объявил заседание закрытым. Зала и галерея вдруг превратились в водоворот гула и движения.
Майлз лишь потому сдержался и не рванулся на галерею, перепрыгивая через столы и скамьи и карабкаясь по спинам своих столпившихся коллег, что теплая компания наверху уже встала со своих мест и направилась к лестнице у задних дверей. Уж наверное, он может положиться на мать с отцом, что те приведут Катерину к нему сюда, вниз? Все равно он обнаружил, что зажат в толпе графов, бомбардирующих его градом поздравлений, замечаний и шуточек. Он их едва слышал, автоматически отвечая всем Спасибо… спасибо, иногда совершенно невпопад со сказанным на самом деле.
Наконец он услышал, как отец окликнул его по имени. Майлз повернул голову; вокруг вице-короля была такая аура, что толпа, казалось, сама таяла перед ним. Катерина, эскортируемая с обеих сторон столь внушительными персонами, робко вглядывалась в скопище одетых в мундиры людей. Майлз шагнул к ней и крепко, до боли, схватил ее за руки, испытующе вглядываясь в лицо – это правда, это на самом деле?
Она улыбалась ему в ответ, глупо и прекрасно, Да, о да.
– Подсадить тебя? – предложил Айвен.
– Заткнись, Айвен, – бросил Майлз через плечо. Он огляделся в поисках ближайшей скамьи. – Ты не против? – шепнул он ей.
– По-моему, таков обычай…
Его усмешка расплылась еще шире, он запрыгнул на скамью, заключил Катерину в объятия и одарил ее вопиюще собственническим поцелуем. Она обняла его в ответ, так же крепко, чуть дрожа.
– Мне – мое. Да, – страстно прошептала она ему на ухо.
Он спрыгнул на пол, но ее руки не выпустил.
Никки, чьи глаза были почти на одном уровне с глазами Майлза, испытующе на него посмотрел. – Вы сделаете мою маму счастливой, да?
– Я буду очень стараться, Никки, – он с искренней серьезностью кивнул Никки. Тот важно кивнул в ответ, словно произнося Договорились.