– Доно – это нездоровая шутка леди Донны, и мы слишком долго ее здесь терпим. Она – сама сущность галактического разложения, – на мгновение его взгляд и жест указали на мутанта-Майлза, как бы намекая, что тело его врага и есть видимое, материальное проявление этого невидимого духовного яда, – против которого мы должны бороться. Да, я говорю «бороться», и говорю это смело, во весь голос: бороться за нашу исконную чистоту. Донна – живая угроза нашим женам, дочерям, сестрам. Она – призыв к бунту против нашего самого глубокого и основополагающего порядка. Она – оскорбление чести империи. Я умоляю вас положить конец этому надутому розыгрышу, с той решимостью, какого он и заслуживает.
Ришар огляделся, тревожно выискивая признаки одобрения на лицах своих пугающе безразличных слушателей, и продолжил, – А что касается жалкой угрозы леди Донны вынести это, по ее словам, нападение – которое на самом-то деле мог осуществить любой, достаточно возмущенный ее вызывающим поведением – на суд собрания этой Палаты… Пусть выносит, говорю я вам. И за кем в таком случае она укроется, кто выдвинет это дело перед вами? – Он широким жестом указал на Майлза, который сидел на своей скамье, выставив ноги в проход, и слушал его с самым отсутствующим выражением на лице, какое только мог сохранять. – Тот, кто сам стоит перед обвинением в куда более тяжком преступлении – в предумышленном убийстве.
Ришара спугнули; он слишком рано двинулся под прикрытие своей дымовой завесы. Но в этом дыму задыхался и Майлз. Будь ты проклят, Ришар. Он ни на мгновение не мог позволить, чтобы сказанное оставалось без опровержения.
– К порядку дела, милорд протектор, – не меняя позы, громко протянул Майлз так, чтобы слова донеслись до всех уголков зала. – Я не обвинен; я оклеветан. Между двумя этими понятиями есть явственное юридическое различие.
– Будет настоящей иронией, если обвинить кого-то в преступлении попытаетесь здесь вы, – парировал Ришар, уязвленный, как и надеялся Майлз, угрозой встречного иска.
Граф Форхалас высказался со своего места во втором ряду: – В таком случае – сир, милорд протектор, милорды, – учитывая, что я видел улики и слышал сказанное на предварительных допросах, то мне доставило бы удовольствие самому выдвинуть обвинение против лорда Ришара.
Лорд-протектор нахмурился и предостерегающе постучал своей пикой. История подтверждала, что стоило разрешить заседавшим высказываться вне очереди, и это быстро приводило к взаимным перекрикиваниям, кулачным драками и даже – в былые времена, когда не существовало сканеров оружия – к пресловутым рукопашным схваткам и дуэлям со смертельным исходом. Однако император Грегор, слушавший это почти без всякого выражения на лице, и не пошевельнулся, чтобы вмешаться.
Ришар все больше выходил из равновесия; Майлз заметил, как побагровело его лицо и как тяжело он дышал. К его потрясению, Ришар указал на Катерину. – Это отпетый негодяй, без стыда выносящий даже взгляд вдовы своей собственной жертвы… хотя, полагаю, она вряд ли взглянет на него, а?
Все лица повернулись к бледной женщине в черном, сидящей на галерее. Она выглядела оледеневшей и испуганной, выдернутой незваным вниманием Ришара из безопасного положения невидимого наблюдателя. Сидящий рядом с ней Никки напрягся. Майлз сел прямо: единственное, что он мог сделать, дабы сдержаться и не кинуться через всю палату к Ришару, не вцепиться ему в глотку и не придушить на месте. Это не дало бы никакого результата. Он вынужден сражаться другим способом, медленнее, но – в этом он поклялся – в конечном счете эффективнее. Как только Ришар посмел выставить Катерину напоказ в этом людном сборище, посягнуть на самое для нее личное, пытаться манипулировать ее наиболее интимными взаимотношениями с другими людьми просто ради своего стремления к власти?
Вот и настал предвиденный Майлзом кошмар вынужденной защиты. Теперь он будет вынужден обратить особое внимание не просто на истину, но на внешнюю сторону дела. Ему придется проверять каждое исходящее из его уст слово на то, какой эффект оно произведет на его нынешних слушателей – и, возможно, будущих судей. Ришар сам вырыл себе яму этим неудачным нападением на Доно; мог бы он вновь вскарабкаться наверх по телам Майлза и Катерины? Похоже, он собирается это попробовать.
Лицо Катерины было совершенно неподвижным, лишь губы побелели. Неким благоразумным краешком сознания Майлз не мог не заметить на будущее, что именно так она выглядит, когда по-настоящему рассержена. – Вы ошибаетесь, лорд Ришар, – огрызнулась она. – И, видимо, это не первая ваша ошибка.
– Да ну? – парировал Ришар. – А почему тогда вы в ужасе сбежали, когда он публично сделал вам предложение? Могла ли тому быть иная причина, кроме вашего запоздалого осознания, что это он приложил руку к смерти вашего покойного мужа?
– Это не ваше дело!
– Любопытно, что за давление он оказывал на вас все это время, чтобы добиться такой покладистости… – Его елейная улыбочка предлагала слушателям вообразить самое худшее.
– Подобное любопытство испытывают лишь круглые идиоты!
– Доказательства там, где вы их находите, мадам.
– Вот ваше представление о доказательствах? – рявкнула Катерина. – Прекрасно. Вашу юридическую теорию легко разрушить…
Лорд-протектор ударил об пол пикой. – Не разрешается подавать реплики с галереи… – начал он, глядя на нее.
Из-за спины Катерины вице-король Зергияра пристально взглянул в глаза лорду-протектору, с намеком постучал указательным пальцем по переносице и чуть шевельнул двумя пальцами в мгновенном жесте в сторону Ришара: нет-нет, пусть он сам в петлю влезет. Айвен, кинув быстрый взгляд через плечо, внезапно усмехнулся и снова обернулся к залу. Взгляд лорда-протектора метнулся к Грегору, на чьем лице можно было мало чего прочесть, кроме едва заметной улыбки. Куда менее энергично лорд-протектор закончил фразу: —… но на прямые вопросы из Спикерского Круга отвечать можно.