Мирные действия - Страница 146

146

– Катерина, думаю, именно на меня возложена тяжелая задача сказать это. Пока не утрясутся эти слухи об убийстве, я категорически требую от тебя больше не поощрять этого типа, Майлза Форкосигана. Или я буду вынужден согласиться, что Василий имеет полное право убрать Никки из этой ситуации.

«Забрать Никки от матери и ее любовника», вот что ты хочешь сказать. В этом году Никки уже потерял одного из родителей и лишился всех своих друзей, переехав снова на Барраяр. Он только-только начал привыкать к незнакомому городу, заводить новых друзей. С его лица едва начала исчезать окаменелая осторожность, так портившая его улыбку. Она представила, как его снова оторвут от всего, лишат возможности с ней видеться – а к этому все идет, да? Ведь это ее, а не столицу, Василий подозревает в развращенности. Его бросят в чужом месте – уже третьем за год! – среди незнакомых взрослых, видящих в нем не обожаемого ребенка, а долг, который приходится исполнять… нет. Нет.

– Извините меня. Я хочу сотрудничать с вами. Только не могу никого из вас заставить сказать, в чем же я должна сотрудничать. Я прекрасно понимаю, чем именно вы обеспокоены, но как это может «уладиться»? Дайте мне определение улаженного. Если это означает – до тех пор, пока враги Майлза не прекратят говорить про него гадости, то ждать придется долго. По роду своей деятельности он регулярно противостоит сильным мира сего. А он не из тех, кто отступает при любой контратаке.

Хьюго произнес уже не так уверенно, – Все равно избегай его какое-то время.

– Время. Хорошо. Так мы к чему-нибудь придем. И насколько долго?

– Мне… трудно сказать.

– Неделю?

– Конечно, дольше! – вставил Василий демонстративно оскорбленным тоном.

– Месяц?

Хьюго принялся расстроенно крутить руки. – Не знаю я, Кэт! Полагаю, пока у тебя не исчезнут эти странные представления о нем.

– А. До конца времен. Гм. Никак не могу решить, достаточно ли этот срок конкретен. Думаю, что нет. – Она вздохнула, и выговорила неохотно – потому что срок выходил такой долгий и все-таки, похоже, он был бы для них приемлемым: – До конца моего годичного траура?

– Самое меньшее! – ответил Василий

– Очень хорошо. – Глаза Катрионы сузились, и она улыбнулась, потому что улыбаться было куда лучше, чем взвыть. – Я хочу, чтобы вы дали мне свое слово, Василий Форсуассон.

– Я, я, э–э.., – проговорил Василий, неожиданно загнанный в угол. – Ладно… кое-что должно к этому времени уладиться. Наверняка.

Я уступила слишком много и слишком быстро. Я должна была добиться срока до Зимнепраздника. Внезапно ее осенила запоздалая мысль, и она добавила: – В любом случае, я сохраняю за собой право самой рассказать ему об этом – и объяснить, в чем дело. Лично.

– Разумно ли это, Кэт? – спросил Хьюго. – Лучше позвонить ему по комму.

– Меньшее было бы трусостью.

– А ты не можешь послать ему записку?

– Безусловно нет. Не с этой… новостью. – Что за мерзкий получился бы ответ на признание Майлза, запечатанное кровью его сердца.

Под ее вызывающим взглядом Хьюго пришлось уступить. – Хорошо, один визит. Короткий.

Василий пожал плечами, неохотно соглашаясь.

После этого повисло неловкое молчание. Катерина понимала, что должна пригласить эту пару на обед, хотя ей не хотелось предлагать им ничего – даже воздуха. Да, ей надо постараться очаровать и успокоить Василия. Она потерла пульсирующие виски. И когда Василий предпринял слабую попытку покинуть тетин кабинет, что-то бормоча о вещах, которые еще надо сделать, она не стала их удерживать.

Она заперла парадную дверь за их отступающим строем и снова сжалась в комок в дядином кресле, неспособная даже решить, то ли ей пойти лечь, то ли пройтись, то ли отправиться заняться сорняками. В любом случае, в саду сорняков не осталось еще с прошлого раза, когда Майлз ее расстроил. Оставался час до возвращения тети Фортиц с занятий, и тогда Катерина сможет выплеснуть свою ярость и панику ей в уши. Или в жилетку.

Она подумала, что, к чести Хьюго, тот не соблазнился перспективой любой ценой видеть младшую сестру графиней и не предположил, что именно эта награда движет ее поступками. Форвейны выше такого рода материальных амбиций.

Однажды она купила Никки довольно дорогого игрушечного зверька, с которым он поиграл несколько дней, а потом забросил. Игрушка была забыта на полке до тех пор, пока, наводя порядок, она не попыталась кому-то ее отдать. Внезапно Никки принялся так яростно протестовать, так душераздирающе раскапризничался, что просто стены задрожали.

Это сравнение ее смутило. Действительно ли Майлз был для нее игрушкой, не нужной, пока его не попытались у нее забрать? Где-то в самой глубине ее души кто-то вопил и рыдал. Ты здесь не командуешь. Я взрослая, черт побери. Хотя Никки все же отстоял своего зверька…

Она лично передаст Майлзу дурные вести о запрете, наложенном на нее Василием. Но не сразу – далеко не сразу. Поcкольку – разве что с его репутации внезапно и эффектно исчезнет это грязное пятно – это может оказаться последней возможностью увидеть его на очень долгое время.

* * *

Карин наблюдала, как отец усаживается на мягкое сиденье лимузина, присланного за ними тетей Корделией, и беспокойно ерзает, устраивая свою трость-клинок сперва на коленях, потом на сиденье рядом с собой. Почему-то ей не казалось, что он испытывает неудобство лишь из-за старых военных ран.

– Мы еще пожалеем, я это знаю, – ворчливо заявил он маме раз примерно в шестой, когда она уселась возле него. За ними тремя закрылся задний колпак машины, пряча их от яркого полуденного солнца, и лимузин гладко и бесшумно тронулся. – Знаешь, стоит только этой женщине заполучить нас в свой руки, и она в десять минут перевернет все наши мозги, а нам останется только сидеть, кивая, словно идиоты, и соглашаясь со всеми безумными вещами, которые она произносит.

146